23 марта 2009 10:35
Автор: Андрей Кучаев (г. Мюльхайм-на-Руре, Германия)
Кто раз попробовал солдатской каши… (На конкурс «Служу народу и Отечеству!» имени Героя Советского Союза В.В. Карпова)
Андрей Леонидович Кучаев родился в 1939 году Москве. В 1963 г. окончил Московский электротехнический институт связи. Старший лейтенант запаса. До 1969 г. работал инженером. В 1972 г. был принят в Союз писателей СССР. В 1974 г. окончил Высшие курсы сценаристов при Госкино. Начал печататься в 1970 г. в «Литературной газете», где в этом же году стал лауреатом конкурса «Золотой телёнок». Печатался в журналах «Юность», «Огонёк», «Крокодил» и других, а также в центральных газетах. В 1973 г. в издательстве «Молодая гвардия» вышел первый сборник рассказов «Мозговая косточка» и там же – повесть «Тёплое место» (в сборнике «69-я параллель»), удостоенная премии им. Н. Островского. В 1974 г. в Центральном детском театре была поставлена пьеса Андрея Кучаева – «Первая смена», получившая 1-ю премию ЦК ВЛКСМ на конкурсе пьес о молодёжи. Является автором шести книг прозы.
С 1995 г. живёт в Германии. Печатается в России и в русскоязычных изданиях Германии и других стран.
Известно, что мужчина родится солдатом. Так повелось от века. Я родился в год, когда началась вторая мировая война. Наши матери вынашивали нас под гром пушек, а росли мы уже под гром разрывов первых бомбардировок начавшейся Великой Отечественной. Я помню воронку от бомбы на заднем дворе нашего дома, и вторую – через улицу. Третьей не довелось увидеть; нас, детей, отправили в эвакуацию. В Казань. Там я помню грохот танковых моторов, то шли резервы на запад, чтобы принять участие, вероятно, в битве на Курской дуге.
В суворовское училище, куда меня хотели отдать, не взяли – отец не участвовал в боевых действиях, просидел на Дальнем Востоке, ожидая японского вторжения... Сам я мечтал если не о суворовском, то о нахимовском – читал Станюковича и грезил морем. Представлял, как совершаю поход в дальние моря с такими же отважными морскими волками… Не случилось.
Армия настигла меня после второго курса Московского института связи, где военная кафедра была одной из самых серьёзных – экзаменов «по войне» мы боялись не меньше, чем по специальности.
И первое впечатление от армии (это была переподготовка будущих офицеров-связистов) – красные отсветы печей адского чрева солдатской кухни. Мы попали в наряд по кухне чуть не в первый день переподготовки.
В кирпичный постамент печи были вмазаны три котла, под которыми располагались топки. В видавшем виды обмундировании, что звалось «хебе» – хлопчатобумажные гимнастёрка и штаны («кирзачи» – кирзовые сапоги – нам выдали раньше, для кухни же выдавалось особо ношеное «хебе», засаленное за десятки нарядов), мы были похожи на настоящих чертей в этой преисподней с котлами и полыхающими под ними топками!
Сначала мы рубили сырые коряги, которые старший по кухне штатный повар назвал дровами, потом растапливали ими печи. Дрова отказывались гореть. Дело принимало нешуточный оборот: к восьми часам мы должны были приготовить котёл каши из перловой рушки (на армейском сленге тех лет – «кирзы»), котёл чая и в третьем котле начать варку обеденных щей.
Армия не знает «гражданских» отговорок и невнятных оправданий, вроде того, что «дрова сырые», «топоры тупые», а «кирза плохо разваривается». В армии довольствие едва ли не на первом месте, наряду с вооружением и боеготовностью техники. Задержка или срыв приёма пищи – ЧП на уровне дивизии с соответствующим докладом командующему и выводами! Не до шуток! Каша и чай должны быть на столах в батальонной столовой ровно в восемь, когда личный состав усядется, и грохот каблуков по дощатому полу сменится стуком ложек по дюралевым мискам. Кровь из носу, каша должна быть подана – десятилитровый бачок кирзы с жёлто-оранжевой лункой комбижира поверху – на каждый стол! И оловянный чайник заваренного чая в придачу. (Опускаю слухи о том, что в чай добавлялся бром, чтоб молодые организмы не слишком «молодечествовали». Я лично этого не видел, хотя, возможно, испытал на себе...).
Дрова разгорелись-таки. Повар засыпал перловку в первый котёл, чай – во второй. В третий котёл были торжественно загружены для будущих щей некие кости, доставленные из подсобного хозяйства нашим старшиной по фамилии – вы не поверите – Пищемуха! (Ау, бравый хохол-сверхсрочник! Слышишь ли ты меня?).
Отдельный батальон связи имел подсобное хозяйство, где откармливались пойлом на основе всё той же кирзы батальонные хряки. Связь – связью, а солдатский желудок должен работать, как приёмо-передатчик в звене «армия – фронт»! Или в звене «дивизия – армия», на худой конец, то есть чётко и бесперебойно. И начало этой цепочки лежало тут, в адском чреве солдатской кухни.
Однако мы чуть не порвали эту стратегическую цепь!
Один старослужащий решил пошутить: он принёс учебную гранату и с криком «Ложись, партизаны! Щас рванёт!» бросил её в помещении кухни. Видать, местные ветераны решили испытать нас на прочность.
Тут необходимы следующие пояснения: будущие офицеры, прибывшие в те времена на переподготовку, в частях и подразделениях назывались «партизанами», потому что получали особо ношеное «хебе», где на чистом поле солдатского погона химическим карандашом рисовалась одна звёздочка – наш номинальный чин. «Партизаны» и есть! Чего там. Не знаю, была ли та граната снабжена учебным зарядом, но вертелась она на полу очень грозно. И мы повалились ничком на земляной пол кухни.
«В жизни всегда есть место подвигу!» Никогда не забывай об этом, молодой мой друг-читатель, будущий защитник Отечества! Я понял, что мой час пробил и пора его, подвиг, совершать! Я не стал накрывать своим телом учебную болванку из жести цвета хаки. Я схватил её и... бросил в котёл с кашей!
Повар-ветеран, который был, вероятно, в курсе затеи, как и его друг – сверхсрочник, что приписан был к кухне и учудил трюк с гранатой, – только рты раскрыли. Мои же коллеги, студенты третьего курса радиофакультета, ещё плотнее вжались в землю. Как говорится, пауза.
– Пропала каша! – сказал шёпотом повар.
– Будете ложками по стенкам собирать! – сказал его друг-сверхсрочник.
– Главное, надо не забыть с потолка соскрести! – ухитрился сострить наш товарищ из группы, прибалт Эдвин Каас.
Прождав некоторое время, мы потихоньку приподняли головы.
И очень вовремя: в помещение как раз входил дежурный по части с повязкой на рукаве и сверхстрогим выражением на лице.
Старшим по званию получался как раз Эдвин, у которого нарисованы были две звёздочки на «хебешном» погоне. Он и вскочил, как положено по уставу, и доложил: «Товарищ дежурный по части! Завтрак для личного состава готов! Докладывает старший по наряду лейтенант Каас!»
Штатный повар и его кореш-сверхсрочник не успели даже удивиться.
В котле с кашей коротко бухнуло, это сработал учебный заряд, подняв на воздух «порцию» каши – минимум на десять человек. Каас проворно схватил из стопки заготовленных бачков один и подставил под выплеск, как раз к котлу. Шмат каши плюхнул в него, как бывает только в кино. Дежурный по части проводил кашу глазами и сменил строгое выражение лица на изумлённое.
– Продолжайте подготовку к раздаче! – приказал он будничным голосом и уже как бы в поощрение и от себя добавил: – Хорошо, что вы освоились в действующей армии, товарищ... студент! Так держать!
– Служу... – начал Эдвин каким-то сдавленным голосом.
Касс крепче вцепился в котелок. Больше взрывов не последовало.
– Служу... – и далее Каас прибавил нетипичное ныне для прибалтов название страны, которой он служил в качестве «партизана», хотя и не без успеха, как показала жизнь. Они ведь аккуратисты и буквалисты, эти прибалты! Этого у них не отнять...
Я всегда буду помнить то своё «боевое крещение» в котле с «кирзой» тем ранним утром в солдатской кухне в подмосковном весеннем лесу, среди палаток на десять человек каждая и среди кузовов с техникой и развёрнутых высоких антенн, своими отражателями глядящих в наше с вами будущее. Оно, конечно, оказалось не безоблачным, но защитником Отечества я лично себя чувствую, хотя и не довелось закончить ни суворовское, ни нахимовское...
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
[an error occurred while processing this directive]