Я всегда с трудом мог анализировать собственные ощущения, не зная толком – нужен ли вообще такой анализ, и возможно ли перевести в слова тончайшие, порой еле очевидные мозгу движения; я не могу ответить, чем была для меня детская страсть к чтению. Хотелось читать – и всё тут! Своеобразные ли страх перед действительностью, выраженный таким образом? Своего рода эскапизм, удобное бегство туда, где Дон Кихот или Швейк становились много реальнее школьных учителей и оценок?
Города входят в нашу кровь и плоть, также как мы входим в их улицы, часто изогнутые, как вены. Как должен чувствовать себя москвич, чьи мама и жена из Калуги, который в сознательном возрасте крестился в этой же Калуге (и цветной полумрак высокого собора до сих пор слоится в мозгу новой немыслимой сферой), и где на Пятницком, среди теснения могил и зарослей крестов у него лежит много старших родственников?