22 января 2009 12:18
Автор: Сергей Белогуров (31.10.1961 – 27.08.2000 г. Москва)
Госпиталь
– Ну что, все еще живы? – в палату вошел усатый здоровяк в белом халате. – Ой, а мух почему так много? Ну–ка, после обхода газетки в руки – и вперед! Что, стекло выбито? Ну нет у нас стекол сейчас, затяните вон... простыней хотя бы...
Гепатит да тиф на Востоке – вроде как насморк. Большинство афганцев переболело ими еще в детстве, однако для советского контингента инфекционные болезни были настоящим бедствием. Каждый пытался предохраняться по–своему. Одни налегали на спиртное, мотивируя тем, что, дескать, «красные глаза не желтеют». Другие по двадцать раз на день мыли руки и, распечатывая пачку сигарет, обязательно переворачивали их фильтром книзу, чтобы ни пылинки не попадало. В результате и те и другие регулярно пополняли население инфекционного госпиталя на северной окраине Кабула.
– Так, что тут у нас? Тимофеев – билирубин сто тридцать. Да, опять вверх пошел, а ты уже хотел выписываться. Сестра, капельничку ему, два раствора... Так, а это кто? Новенький? А, вертолетчик!.. Что–то много вас к нам попадает. Зато рядом, прямо через дорогу. Анализы сделал? Так, глазки желтые, вижу... Подними пижамку... Тут больно? Нет, а тут? Ладно, полежи пока, дозрей. Пей чай...
Доктор двигался по палате, шумел, и его полная румяная физиономия составляла странный контраст с желтыми лицами больных. Осмотр проходил быстро. Билирубин выше ста – капельницу, ниже – пей чай. Вообще при лечении вирусного гепатита советская военная медицина, в основном, полагалась на возможности человеческого организма, который должен победить недуг сам. Если организм не справляется, ему помогают, устанавливая капельницу. Но физраствора на всех не хватает, и поэтому главное лекарство – чай.
Его кипятили тут же, в палате, в большом эмалированном ведре, опуская самодельный кипятильник из кроватной пружины. Минут через сорок вода закипала, и больные пили чай пол-литровыми банками из–под джема.
Пять литров в день. Четыре банки – после завтрака, четыре – после обеда и две – перед ужином. Эти банки служили своеобразной мерой отсчета кабульского времени.
На смену доктору в дверях палаты появилась толстая сестра–хозяйка с корзинкой в руках.
– Мальчики, берите кефир.
– Ну, родная, ну, спасибо, аж пять бутылок на палату, – загудели веселые голоса больных.
– Не на палату, а на десять человек, – уточнила сестра. Солдатам, из–за нехватки мест лежавшим на втором ярусе в офицерской палате, кефир почему–то не полагался, но мы все делили по–братски. А вообще–то такие кефирные дни случались не часто: один–два раза в неделю.
– А что, Люба, в магазин сегодня пойдешь? – поинтересовался кто–то.
– А чего мне ходить, вы сами туда бегаете. Вон, у лейтенанта «хэбэ» под матрасом, он и бегает, я видела...
Магазин на территории госпиталя являлся для больных запретной зоной. Сестра–хозяйка отделения собирала деньги и ходила туда сама. Но по дороге ее перехватывал коварный доктор и, просматривая список, вычеркивал запретное: копченую колбасу, ветчину и сосиски, оставляя лишь постылый чай и сладости. Поэтому, когда питаться в столовой становилось совсем невмоготу, в магазин засылался переодетый гонец с наименее выраженными признаками болезни на лице.
Записавшись в список, я оделся и пошел на улицу прогуляться. Из соседней палаты выскочил знакомый больной, направляясь к туалету. В одной руке он держал банку с раствором и пластиковой трубкой, в другой из вены торчала игла.
– Вот, придавило, а тут еще полбанки. И сестру не докричишься, – пояснил он. – Слушай, будь другом, подержи, пока я управлюсь.
Туалет в инфекционном отделении – самое посещаемое место. Каждый больной бывает здесь по пятнадцать и более раз на дню. На перегородках между кабинками лежали аккуратно отделенные от переплетов томики собрания сочинений В.И.Ленина.
– Видал, – хохотнул больной, усаживаясь поудобнее. – И куда только замполит госпиталя смотрит? Издание четвертое, пятьдесят первого года. Какой интересный парадокс: идеи о мировой революции нашли свое завершение в сортире на окраине Кабула, – он вырвал и скомкал несколько листков...
...Вся территория госпиталя разбита на секторы, разгороженные заборами из сварных труб. По первоначальному замыслу больных должны были размещать в зависимости от тяжести заболевания: ближе к воротам – легких, дальше – тяжелых. Но такой порядок был давно нарушен, и поступавших направляли туда, где были свободные места. Таким образом, уже излечившись, человек мог подцепить какую–нибудь новую заразу.
Растительности было мало: отдельные хилые деревца вдоль дорожек, да чахлый кустарник. Зато фауна была намного богаче: тут и там на песчаных полянках и среди камней мелькали серые тушканчики. Вопреки принятому представлению, они не скакали на задних лапках, а бегали по–крысиному, волоча за собой длинный хвост с кисточкой.
За наружной стеной раздавалось урчание танкового двигателя, лязгали гусеницы. Кучка гулявших больных с интересом обсуждала это событие.
– По всему забору бээмпэшки расставили.
– Чего это вдруг? Ведь восемь лет никакого охранения не было, только часовой у ворот.
– Теперь войска выводят, заставы вокруг города снимают. Вот нас и охраняют...
– Да кому ты на хрен здесь нужен, чтоб тебя охранять?! Это к нам вчера начальника штаба армии положили... Вон, в то отделение, где радиостанция развернута. Там еще автоматчики ходят. Говорят, только три недели как приехал, и сразу весь букет подцепил: тиф, гепатит и амебиаз.
...После обеда палата затихала. Большинство спало, замотав головы простынями (от солнца). Несколько солдат на верхнем ярусе, набрав трубок от капельниц, плели из них пучеглазых рыбок с пышными хвостами и рогатых чертей. Затем эти сувениры реализовывались через сестру–хозяйку по три рубля за штуку, она же поставляла в артель использованные трубки.
– Серега, тебе там Люба компот взяла, – сказал Саня Тимофеев – молодой прапорщик из рембата, угодивший сюда во второй раз.
– Опять, что ли, с градусами?..
Два дня назад сестра принесла из магазина вишневый компот. То ли банка попалась такая, то ли вся партия залежалась где–то на военторговских складах, но только когда открыли крышку, по палате пополз пьянящий запах.
– Мужики, забродило! – восторженным шепотом произнес Тимофеев – счастливый обладатель компота. Он осторожно попробовал жидкость. – Градусов пятнадцать будет.
Заскрипели кроватные пружины, больные, которым алкоголь был строжайше противопоказан даже после выздоровления, собрались с ложками и стаканами вокруг Саниной кровати.
– Ребята, передайте стакан, пусть и мне нальют, – тянулся лежавший у окна летчик с подключенной капельницей. Весть о волшебной банке быстро распространилась по остальным палатам, и теперь вишневый компот был самым популярным напитком...
– Нет, – засмеялся прапорщик, – мы уже пробовали. В шеш–беш будешь партейку?
Партия в нарды на госпитальной койке – занятие довольно растяжимое. За первой следует вторая, потом реванш – и так до бесконечности. Даже когда вошедшая сестра поставила Тимофееву обещанную еще утром капельницу, он не пожелал прекратить игру. За окнами стемнело.
– Ну что, будешь еще или на ужин пойдем?
– Нет, Серега, не хочу. Что–то знобит...
– Возьми халат, накинь.
Саня укутался, но озноб не пропадал. На лбу выступила испарина, лицо покрылось лихорадочным румянцем.
– Что–то плохо мне, позови врача...
Пришедший доктор сел на край кровати и пощупал пульс.
– Давно трясет?
– Минут... десять... уже...
– Ничего, это тебе, наверное, капельницу на местной водичке поставили. Сестра, давай сюда два физраствора и глюкозу... Да посмотри там заводские банки!
Сане сделали укол, снова поставили капельницу. Озноб не проходил, и доктор придерживал рукой торчавшую в вене иглу.
– Странно, уже должно перестать. Сестра, тащи еще шприц!
Вокруг кровати столпились остальные больные.
– А что, доктор, водичку для раствора случайно не из арыка берете?
– Ребята, ну что вы как маленькие, в самом деле?! Не хватает раствора, лекарств не хватает. На Западе этот гепатит давно таблетками лечат, а мы – чаем! Ну что, Тимофеев, легче тебе?
– Легче...
Через неделю я выписался из госпиталя. В кармане лежали медицинская книжка с записью о выздоровлении и маленький чертик, сделанный из пластмассовой трубки. Я долго таскал его с собой, пока где–то не потерял.
Кабул – Москва,
1988–1992 гг.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: