Бабушкина деревня : [an error occurred while processing this directive] <div id=page> <h1><a href='/litera/public/index.shtml'>Публицистика</a> » <a href='/litera/public/38912/index.shtml'>Татьяна Масс </a></h1> <img id='mainimg' src="/files1/38913/2.jpg" width="145" height="113" alt="Бабушкина деревня"></a> <span class="date"><span>02 февраля 2009 12:40</span></span> <h3><i>Автор:</i> Татьяна Масс (г. Париж, Франция)</h3> <h2>Бабушкина деревня</h2> <P><B>Татьяна Масс о себе</B></P> <P><B>Родилась в Череповце Вологодской области. Всю жизнь мои родители по своей работе переезжали с места на место. Пожили и в Донбассе, и в Воркуте. Я училась в разных школах, мечтала стать великой драматической актрисой. Хорошо, что меня не приняли в театральный... И я поступила в МГУ им. М.В. Ломоносова на факультет журналистики. Училась там с 1982 по1987 годы.</B></P> <P><B>После окончания журфака уехала в Ригу, работала в молодежной республиканской газете «Советская молодежь».</B></P> <P><B>В 1997 году вернулась в Россию, в 1999 году уехали всей семьей во Францию. Я не считаю себя эмигранткой, потому что еще и раньше, бывая за границей, мне никогда не хотелось остаться там. И я собираюсь вернуться в Россию.</B></P> <P><B>Моя работа:</B></P> <P><B>1987-1995 годы – журналист в рижской молодежной газете «СМ-Сегодня» (Латвия).</B></P> <P><B>1992-1993 – работа на радио БиБиСи (корреспондент по Латвии).</B></P> <P><B>1997-1998 – режиссер авторской программы «Суббота», 4 канал, Грузия. </B></P> <P><B>2000-2008 – свободный журналист для печатных СМИ в России, США, Западной Европе: «<ST: w:st="on" ProductID="Аргументы и факты" PersonName>Аргументы и факты</ST:>», «Независимая газета», православный журнал «Фома» (Москва), « Русская Германия» (Берлин), «Суббота», «Час», «Сезон» (Латвия, Рига), «Континент» (США), «Русская мысль» (Париж).</B></P> <P><B>Литературная работа: </B></P> <P><B>2006 год: публикация книги «Город женщин» в России (Северо-Западное отделение Союза писателей России), выход сборников рассказов «Арена -1» и «Арена-2» в 2005 и 2007годах в США (русскоязычное издательство «ОКНО»), на сайтах РУНЕТА.</B></P> <P><B>Участие в литературных фестивалях, конкурсах и альманахах: <ST: w:st="on" ProductID="2005 г" metricconverter>2005 г</ST:>. – фестиваль им Чехова, Греция, Салоники. Литконференция в Чикаго в <ST: w:st="on" ProductID="2006 г" metricconverter>2006 г</ST:>. и др.). Публикация рассказов в сибирском литературном журнале «День и ночь»: 2005-2008 гг. </B></P> <P><B>2007 год: публикация моей книги «Город женщин» (Россия, издательство «Свеча»). «Город женщин» продается в Доме русской книги в Париже.</B></P> <P><B>Публикации: повесть «Крабы в тумане» и рассказ «Город женщин» на сайте «Журнальный зал»: http://magazines.russ.ru/din/2006/11/ma41.html</B></P> <P><B>Призы:</B></P> <P><B>2006 год – приз читательских симпатий города Чикаго (США) за рассказ «Вам не холодно, мадам?»;</B></P> <P><B>2008 год – приз международного конкурса журналистики «Золотое перо 2008». Первое местo в номинации «Лучшая публикация в СМИ» за статью «Грузинский гамбит» (газета «Русская мысль», Париж).</B></P> <P><B>В декабре получила приз международного журналистского конкурса "Золотое перо 2008".</B></P> <P><B></B> </P> <P>Недавно наш друг, французский архитектор, пригласил нас на прогулку по историческим достопримечательностям соседнего региона – Бургундии. Свернув с авторута, мы проезжали местными автодорогами, путь наш пролегал через деревни. Нужно сказать, что французские деревни совсем не похожи на деревни в нашем понимании. Это ухоженные маленькие города с каменными домами и парками вместо привычных садов и огородов. В центре такой деревни-городка, на площади, обязательно возносится металлическим крестом в небо каменная церковь. Если деревня считалась богатой, то на церковной площади, как правило, мощенной камнем, горожане устанавливали фонтан. </P> <P>Наша прогулка заканчивалась. Осмотрев красивую старинную церковь 11 века, мы выпили кофе в местном баре и отправились домой. В машине я навострила уши, услышав по радио одну французскую песенку, которую с моими двоюродными братьями и сестрами однажды летом мы часто ловили на транзистор в вологодской деревне у бабушки. Помню, что именно в то лето стояла очень жаркая погода, горели вологодские леса, над деревней стлался запах дыма, и наши родители должны были вот-вот приехать, чтоб разобрать нас по домам.</P> <P>В этой красивой французской песне, переведенной на русский язык, пелось о том, как каждое лето в деревне собираются братья и сестры. Сначала они маленькие, потом вырастают, в конце собираются уже со своими детьми. Припев в этой песне был перечислением красивых французских имен – Антуан, Андре, Симон, Мариа,Тереза, Франсуа, Изабель, и я. Музыка этих имен как-то гипнотизировала нас. Она нравилась гораздо больше, чем мелодия самой песни.</P> <P>И каково же было мое изумление, когда в машине у нашего французского друга я услышала эту песенку в оригинале, на французском языке. Дело в том, что при том же содержании все имена в припеве были русские. «Иван, Гришка, Маша, Даша, - пела французская певица с русскими корнями Мари Лафоре / Marie Laforet/ - автор и исполнительница этой песенки «Иван, Борис и я», популярной во Франции в 70-е годы.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Смешно, но после этого недавнего случая я все чаще вспоминаю бабушкину деревню.</P> <P>Недавно ни с того ни с чего набрала в Интернете ее название: Порубежье, Вологодская область. И вышло уж совсем неожиданное: «Деревня Порубьежье Вологодской области. В 17 веке подворье Спасо-Евфимьева монастыря». Меня как жаром полыхнуло от такого известия. Бабушкина деревня была когда-то монастырским подворьем! Это для меня было совершенно неожиданно. Никогда я не знала, что жизнь глухой заброшенной деревеньки была когда-то посвящена сокровенному православному служению. Этого не знали и мои родственники – мои двоюродные братья и сестры, не знала даже мама. </P> <P>В 17 веке духовная жизнь России была сконцентрирована в таких лесных скитах, подальше от политических дрязг, войн, бунтов. Может быть, та старая раскидистая липа в центре деревни, под которой от зноя спасались овцы, помнила еще монастырские пасхальные службы или молебны за родину в годы распрей, нашествия врагов...</P> <P>Вот, наверное, отчего так тянет меня и моих двоюродных братьев и сестер в это место, затерянное среди вологодских лесов. Невидимая благодать, в которой мы тогда жили, и которой уже не находим в чужих и дальних странах, веет из наших детских воспоминаний, приходящих вразнобой, отдельными картинками.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Иду по маленькой деревенской улице. Меня только что привезли к бабушке, и я еще робко, по-городскому, удаляюсь от дома. Беловолосая женщина в фартуке и в сапогах несет ведра с колодца. Поравнявшись со мной, она приветливо улыбается и поет:</P> <P>- Ой, а что это за деушка к нам приехала? Ты чья, милая?</P> <P>- Таисьси Контантиновны</P> <P>- Ой, до чего же ты хорошая, милая!</P> <P>Женщина идет дальше, а я удивляюсь сама про себя: чего это она такая добренькая? Я же ее не знаю...</P> <P>Мы, дети,бегали по деревне босиком. Однажды я порезала ногу осколком бутылки. Бабушка чуть не прибила меня сначала. (Я это чувство теперь понимаю – когда мой сын-подросток поранит себя как-то нечаянно, сначала я хочу его треснуть по затылку, а потом пожалеть). А потом она обработала мне рану тройным одеколоном, служившим, по ее мнению, панацеей от всех наших детских бед – комариных укусов, порезов, синяков и прочего.</P> <P>И затем бабушка пошла выяснять, откуда в траве взялись осколки стекла. Меня это удивило. Ну взялись и взялись – кто-то хватил бутылкой об землю – вот оттуда и взялись осколки! Но у нее было другое понимание:</P> <P>- У нас раньше в деревне щепочки не найдешь в зубах почистить. Вот ведь как чисто было. А сейчас – стекла битые! И люди поранят себя, и скотина ! Кто это сделал – все равно найду!</P> <P>Вспоминается мне, что нашла и отругала она того городского внука нашей соседки бабки Христины.</P> <P>Дом Христины и Гришани стоял за нашим, но бабушка с ними не водилась. Здоровалась аккуратно, по деревенскому обычаю доброжелательно, но в гости к ним не ходила никогда и к себе не приглашала. Особенно не любила она деда Гришу – невысокого старика, который умер страшной смертью в положенный час. Пришел домой навеселе из гостей и залез в печь согреться. А его жена-бабка Христина сослепу печь-то и затопила.</P> <P>Потом уже узнала я причину такой неприязни. В 1946 году старший бабушкин сын Иван, дядя Ваня, подстрелил с дружком в лесу лося. Время было зимнее, голодное. Семья бабушки жила очень тяжело, впроголодь. Мать до сих пор иногда плачет, рассказывая нам о тех страшных временах. А по закону в то время стрелять лосей было нельзя – то ли сезонное было запрещение, то ли ещё какое. И поэтому когда 14-летний Иван привез часть туши домой, сосед Гришаня стуканул, куда следует. На следующий же день пришли милиционеры производить обыск у солдатской вдовы, матери 4 сирот, Куликовой Таисьи. Если бы не быстрый догадливый ум моей матери, тогда 9-летней девочки, при виде милиционеров на дороге утащившей мясо из дома и перепрятавшей его в поле, не знаю, что было бы с моими дядями и тетей, моей мамой. И с нами – тоже. </P> <P> </P> <P>***</P> <P>Летний полдень. Я –10-летняя девочка – валяюсь на траве и бездумно смотрю в небо. Натужно гудит шмель. С сенокосов пахнет сухой травой, а от серых, накаленных изб – пряным деревянным зноем. Мне очень хорошо так бездельничать и знать, что сейчас бабушка поставит самовар и позовет меня пить чай. Чай пить – это только так называется. Бабушка к чаю печет пироги – рыбник с рыбой, крупяник – помазанный сверху крупой, ягодник, липкие куски которого я таскаю с большого блюда в первую очередь. Жарко, время течет сквозь ветхую вологодскую деревеньку из 7 домов, как мед – значимо и густо. </P> <P>Когда спадет жара, пойдем с подружками за земляникой на делянку за деревней. Радостное чувство огромного лета впереди: лето казалось мне тогда длинным, необозримым, как сама жизнь. </P> <P>Магазина (ударение на втором слоге) в деревне нет. За хлебом, который бабушка в такой зной не печет, нужно идти за два километра на поселок. Дорога идет лесом. Мне кажется, что идти на поселок за хлебом, сахаром, солью, конфетами – далеко и скучно. Для бабушки это называется «сбегать в маГАзин». Она и за пенсией «бегает в собес». Это <ST: w:st="on" ProductID="17 км" metricconverter>17 км</ST:> в один конец. Рано утром уходит и приходит к ночи, пересчитывая при керосинке на дощатом кухонном столе свою пенсию – 24 рубля.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Наконец бабушка зовет меня пить чай. Мы cидим рядышком за столом с огромным самоваром, про который бабушка всегда скажет что- нибудь хорошее: </P> <P>- Эк, ведь какой самовар-то, отродясь никакой накипи в нем не бывало! Она почему-то всегда говорит это строго, будто не хвалит, а ругает свой медный самовар.</P> <P>На столе блюдечко с медом, которое бабушка принесла из другой деревни – купила на пасеке, и еще свежее варенье из черной смородины. </P> <P>На стене в стеклянной рамочке черно-белая фотография – бабушка и дедушка – молодые и красивые. </P> <P>- Баб, а у тебя здесь прическа модная – каре! А кто вас раньше стриг в деревне?</P> <P>Бабушка прыскает от смеха и потом смеется до слез:</P> <P> - Конюх, что лошадям хвосты стриг! Парикмахерских у нас тогда не было!</P> <P>- А дедушка тебя очень любил?</P> <P>- Хватит ужо! - не выносит таких сентиментальных разговоров бабушка.</P> <P>- Расскажи про сон, баушка! – она любит такое мяуканье внучат: БАУШКА!</P> <P>- Потом расскажу, - не сдается бабушка</P> <P>- Ну расскажи! – целую ее в мягкие морщинистые щеки.</P> <P>- Ну вот ты как пристанешь! - немного сердится бабушка, но потом замолкает ненадолго, вытирает рот платочком и начинает сдержанно, увлекаясь понемногу: </P> <P> - Федора на войну взяли в 41году, осенью. Мы и сено убрать не успели, и его кто-то украл – все стожки увезли. Пришлось корову продавать мне-ка. Всю-то ведь войну дети без молока!</P> <P>Федор был на курсах пулеметчиков в Вологде, а в январе 42-го его и повезли на фронт-то. А мне ведь на рождество сон приснился: идет на деревню перевалушка –гроза черная, страшная. Я с детьми-то – с Шурой, Ваней, Леней и мамой твоей в печку-то и спряталась. Сижу там и вдруг слышу голос Федора и шаги его по избе – громко так ходит, сапогами стучит и все почему-то говорит: «Граждане, гражданки Советского Союза! Граждане, гражданки Советского Союза!»</P> <P>Я из печи-то выбралась, а он уж уходит – я его в окне вижу – спину его вижу в белой рубашке. Я из избы за ним! Бегу, а он так быстро под горушку-то спускается, и в лес! Я бегу и кричу: «Федор! Федор!» А он не слышит и уходит. Так я его и не догнала... Я тут же и проснулась среди ночи. Детей разбудила, поставила всех перед иконами: «Молитесь, ваш отец погибает!»</P> <P>А через месяц получила похоронку.</P> <P>Иногда она расскажет про дедушку без слез, а тут расстроилась, всплакнула:</P> <P>-Ой,Таня, иди поиграй!</P> <P>У бабушки погибло на войне 10 братьев. И у дедушки всех братьев война «выкосила». </P> <P> </P> <P>***</P> <P>Я выхожу из кухни в прохладную горницу. Пахнет свежей травой в матрасах и тройным одеколоном. В каждой комнате свой запах. В кухне пахнет кисло – тестом, молоком, печь пахнет травами, сушеными грибами, сухой малиной – все это сушится наверху, на расстеленных старых газетах. В пустом хлеву – бабушка не держит скотину потому, что зимовать она уезжает в город, к моей тете, старшей своей дочери Шуре – пахнет сеном, и еще каким-то родным запахом деревянного дома. В каждом уголке дома – свой особый запах.</P> <P>В этом доме родилась моя мама. На Троицу бабушка замесила тесто и собралась печь пироги, как вдруг охнула, согнулась и тут же у печи родила свою младшую дочь.</P> <P>Из этого дома провожали дедушку на войну осенью 41 года. Дом был тогда еще недостроен, половина – там, где горница – стояла без крыши, один деревянный каркас. Всю войну бабушка прожила с 4 детьми в кухне. Достраивали дом после войны. За это леспромхоз по субботам забирал достроенную половину дома под клуб. Два года бабушка засыпала под гармошку и топанье леспромхозовской молодежи, отплясывающей в ее доме.</P> <P>Однажды, через год после войны, осенью в дом к бабушке пришел незнакомый мужик на деревянной ноге из дальней деревни. Как рассказала мне потом уже мама, он с моим дедушкой Федором находился в одном вагоне, когда их в январе 1942 года переправляли из Вологды на Волховский фронт. Неподалеку от линии фронта, в лесу, поезд попал под бомбы.</P> <P>- Мы с Федором еще в поезде договорились держаться вместе и пообещались, если что случится с одним, другой пусть расскажет его семье. Я Федора последний раз видел, когда нас бомбили, и мы из вагонов-то побежали. Было страшно – деревья вырывало с корнями и переворачивало вот эдак, - мужик показывал черными, изработавшимися руками с негнущимися пальцами. - Почти весь поезд и остался в том лесу. Помолчав, сказал : </P> <P>- Федора-то, кажется, и накрыло.</P> <P>- Чем накрыло?</P> <P>- Взрывом накрыло.</P> <P> </P> <P>Бабушка все равно ждала деда всю жизнь. Говорила мне : </P> <P>- Иных ведь и не ждали, а они пришли, вернулись, пленные-то эти.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Я выхожу из дома, сажусь на раскаленное крылечко. На улице никого нет. Овцы попрятались от зноя под старой раскидистой липой у колодца. Тихо. Слышно, как высоко в небе на ноте «до» гудит самолет.</P> <P>Бабушкина деревня... Я тогда знала, что когда вырасту, уеду в другие страны, чтобы увидеть весь огромный мир – океаны, горы, жаркие пустыни. И этот мир будет гораздо красивее, чем маленькая вологодская деревня с 7 деревянными избами без электричества.</P> <P>Когда лесные пожары подступили к соседней деревне Беляевское, бабушка с соседкой Марьей Лашиной взяли икону Божьей Матери и пошли вдвоем по полю вокруг деревни. Мы смотрели из окон, как две старушки – худая бабка Марья – и пополнее – наша бабушка идут крестным ходом, иногда опускаясь на колени и кланяясь головой в землю. Пожары к Порубежью не пришли.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Была еще до войны при деревне своя юродивая. Августина. Чем жила, где спала, как укрывалась в холода – никто не знал. Худая, с черной кожей, высушенной от ветров, мороза и солнца, Августина переходила из одного дома в другой. Приход ее считался милостью, хотя после нее овчины, домотканые коврики с лавок и пола приходилось выколачивать на улице, чтоб не подцепить блох, водившихся в многочисленных рваных юбках юродивой тучными стадами. Иногда она сидела на земле и ловила блох в свое одежде, что-то приговаривая при этом.</P> <P>В марте 1945 года при первых солнечных лучах моя 7-летняя мать с подружкой, играя у колодца, подслушала слова Августины: </P> <P>- Радуйтесь, радуйтесь! Недолго вам еще осталось!</P> <P>Другие – бабы – тоже услышали это. Даже спросили у нее ласково: </P> <P>- Августинушка, да что ты там говоришь-то?</P> <P>Августина не слушала радио и не читала газет, но каким-то своим особым, настроенным на природу чувством, ощущала уже страшную перевалушку-грозу, накатывающую на Россию.</P> <P>В войну она точно предсказывала появление похоронки в доме.</P> <P>К бабушке она пришла в сентябре. Хотела войти в сени, но вдруг завыла: </P> <P>- Ой, не пойду, там страшно! Там гроб в сенях!</P> <P>Бабушка в это время шла с полным подойником из хлева. Услышав эти слова, она уронила ведро, разлив все молоко.</P> <P> </P> <P>***</P> <P>Есть в деревне одна тайная история, которую я обещала бабушке никому не рассказывать. Но прошло время, и почти все участники этой драмы закончили земное существование. </P> <P>Жила в деревне, в большом двухэтажном доме с редко посещаемой чистой горницей наверху, семья. Худая, изработанная тетя Фаина, страдалица, натерпевшаяся от своего задиристого мужа-алкоголика дяди Василия, их младший сын, помощник по дому, по хозяйству –Коля. Старшие дочери уже повыходили замуж и разъехались по городам. Все они были рыжеволосые, высокие, очень красивые. Коля был моим деревенским дружком. Рыжий, домовитый парнишка, помощник матери. Катал меня на телеге, впрягаясь вместо лошади, учил курить за огородами. Когда мы повзрослели, наша дружба как-то сама собой закончилась. Коля ушел в армию, затем женился в Ярославле. Еще до его службы в армии умер его отец Василий. Странно умер. Просто не проснулся после очередной пьянки.</P> <P>Фаина призналась моей бабушке, что это Коля, устав страдать за свою вечно избитую, изруганную мать, однажды придушил спящего пьяного отца подушкой.</P> <P>И его через три года сбил грузовик в Ярославле. Бабушка жалела Фаину, горевала вместе с ней, но считала, что гибель Коли – это Божья кара за отца.</P> <P>- У нас в деревне ни один грех никогда не оставался безнаказанным. Кто-то захочет утаить что-то недоброе, а все равно Божья правда выйдет на свет. </P> <P> </P> <P>***</P> <P>Однажды мы, дети, гурьбой вышедшие в лес по ягоды, набрели на необыкновенный малинник. Таких высоких кустов со свежими шелковистыми листьями, такой крупной и сладкой малины я никогда больше не видела. Мы наперегонки стали рвать малину, потом оказалось, что ее тут много. Разбредясь по всему малиннику, мы перекликивались набитыми и перепачканными ягодой ртами. Удивляясь недогадливости других, не нашедших такое богатое место, мы, впрочем, обратили внимание на то, что малинник тот разросся по заброшенной деревне. Сухие бревна и доски, пригорки, на которых раньше стояли дома, обваленные колодцы – все поросло малиной. И принеся домой полную корзинку, я деловито рассказала бабушке, что недалеко в лесу – километрах в 2 от Порубежья – мы нашли огромный малинник. И что завтра тоже туда пойдем. Уже договорились.</P> <P>Бабушка перестала выкладывать малину на газету (она всегда запасала сухую малину на зиму) и выспросила меня, где мы нарвали ее. После моих объяснений, она как-то сжав лицо, пошла выбрасывать малину на улицу, за огород.</P> <P>- Что! - почуяв неладное, пристала к ней я. </P> <P>Когда бабушка мне рассказала, почему никто не рвет ту малину, меня чуть не стошнило от той малиновой сладости, которая все еще оставалась во рту, превращаясь в горечь. С тех пор я не ем малины. Не люблю. </P> <P>В 20-е годы на том месте стояла деревня. Однажды ночью всех жителей этой деревни убили. Бабушка сказала так: «Антанта прошла». И совсем недавно я увидела карту высадки англичан в Мурманске в 20-е годы. Они действительно тайным броском шли к Москве через Вологодскую область. При своей впечатлительности я тогда ярко представляла себе картину – вот живет деревня, вот женщины ночью потушили печи, чтоб не было угара, укачали детей в люльках, привязанных к потолку, вот мужчины затушили свои последние самокрутки, серьезно разговаривая с соседями о будущих хозяйственных делах. Деревня погрузилась в сон. Ночью туда вошли военные и тихо, без выстрела, прикончили спящих людей. «Неужели есть такие цели, ради которых можно убивать людей?» - думала я. (Я понимаю сегодня, что серьезность размышлений у детей бывает чище и сильнее. Они могут мыслить без компромиссов, потому что еще не знакомы с политическими объяснениями преступлений). </P> <P> </P> <P>***</P> <P>Когда мне было лет 15, бабушка повезла меня и Наташу – мою младшую двоюродную сестру в Вологду, в церковь. Мне до сих пор стыдно вспоминать... Я встала на колени и стала класть земные поклоны. А в сердце было пусто. А просто хотелось выпендриться. Бабушка мне не сказала ни слова. Она просто и серьезно смотрела на меня, и в глазах у нее было столько жалости ко мне – « вольнице», как она называла меня иногда. Как будто она видела мою будущую жизнь: мои метания из религии в религию, разочарования и даже эмиграцию.</P> <P>Сегодня на Порубежье пусто. Там никто не живет. Деревня зарастает мелколесьем и малиной. Я разыскала в программе «Гугль Земля» то место, где была деревня Порубежье, и захожу туда в Интернете. Иногда поплачу по бабушке, деревне, своему детству.</P> <P>Даже мой двоюродный брат Володя, бизнесмен, который живет в Вологде, говорит мне по телефону, что есть у него одна мечта – когда вырастут его дети, вернуться на Порубежье, срубить избушку и стареть там, где жил наш дед и родился его отец. Тот самый бабушкин сын Иван, который подстрелил лося голодной зимой 1946 года…</P> <br> • <a href='/litera/article17272.shtml?38913'>Отправить свой коментарий к материалу »</a><br> <br> • <a href='/meh/print.php?id=38913'>Версия для печати »</a><br><br> <div id='addcom'><h2>Комментарии:</h2></div> </div> <div class='ender'> </div> [an error occurred while processing this directive]