16 апреля 2008 11:15
Автор: Борис Кожин, Светлана Внукова
ГЕННАДИЙ ШАБАНОВ
...Как это было? А было это так. Была середина прошлого века. Пятьдесят четвертый, пятьдесят пятый год. Пединститут в Куйбышеве был. Государственный педагогический институт имени В.В. Куйбышева. Валерьяна Владимировича Куйбышева. Больше никаких гуманитарных вузов в городе не было. Если ты хотел быть учителем, ты приходил в этот институт. Если хотел заниматься журналистикой, социологией (тогда появлялись ее ростки), философией, твое место – на Волге, на улице Максима Горького. Туда, пожалуйста, документы после десятого класса. Сдаешь пять экзаменов (а конкурс большой: двенадцать–пятнадцать человек на место) и учишься. На литературном факультете, на историческом, на физмате... Хочешь хорошо знать французский, английский, немецкий языки – сюда же, пожалуйста, – больше никаких гуманитарных вузов нет. Это сейчас их полно в Самаре, а тогда, в середине пятидесятых – один. Педагогический институт имени Куйбышева. Пришел в пединститут и Гена Шабанов. Он поступил на французское отделение.
Гена Шабанов жил в Куйбышеве. Все время, за исключением нескольких месяцев – родился в Хабаровске в 1936 году, а в 37-м семья переехала сюда. Шабанов – волжанин, он самарец, и он студент пединститута французского отделения.Три года проучился – бросил. Женился, ребенок родился, надо зарабатывать деньги – ушел на завод. Вернулся, еще поучился год и снова ушел, так и не получив диплома. Сначала опять на завод, а потом в газету «Крылья родины». Газета искала журналиста и пригласила Шабанова: у Шабанова хорошее знание французского языка, хорошая литературная подготовка – четыре года из пяти он проучился. Так Гена Шабанов стал журналистом. Работал во всех газетах, которые существовали в Самаре. Работал в «Сталинском соколе», работал в «Волжском комсомольце», в «Волжской заре», конечно – в «Волжской коммуне», в газете «Культура», а до этого в «Советской культуре» – так называлась газета всесоюзная.
Когда «Советской культуре» понадобился корреспондент по Поволжью, редакция к его подбору подошла очень серьезно. Прислала сюда людей посмотреть, кого из журналистов можно привлечь. Они здесь долго сидели, читали публикации и сказали, что надо только одного человека, только одного – вот этого Г. Костина. Г.Костин – псевдоним Шабанова. Полное его имя – Геннадий Константинович. Имя отца стало его псевдонимом, и сына своего он тоже, кстати, назвал Константином.
Итак, Гена Шабанов – корреспондент по Поволжью в газете «Советская культура». В газете не могут нарадоваться, что такая фигура попала в их сеть. Совершенно необычное мышление, совершенно неожиданный взгляд на вещи, огромная образованность (кажется, что он окончил восемь институтов, а не четыре курса одного), огромный талант. Они не могут нарадоваться, и пишут об этом во врезке к его первой статье, и разрешают ему иметь здесь машину – он нанимал такси, а газета оплачивала, и он получает с их помощью здесь квартиру.
В «Советской культуре» не могут нарадоваться – статьи Г.Костина выходят одна за другой, мы знаем Костина как Шабанова… А в это время в Куйбышеве строят новый цирк. Вернее, уже построили, и в подвале этого цирка открывают шахматный клуб. Шахматисты очень просили у городских властей, у партийных органов – открыть его. По части шахмат Самаре было чем гордиться. Отсюда – знаменитый Полугаевский, гроссмейстер; здесь – роскошные кандидаты в мастера. В подвале нового цирка, в хорошем просторном подвале открывают красивый шахматный клуб и под это дело добиваются, чтобы полуфинал России по шахматам прошел в нашем городе.
Полуфинал России – это высокие соревнования. Я работаю (это семидесятый год) на студии кинохроники. Решаем снять сюжет в киножурнал «Поволжье» о последнем дне состязаний. Приезжаем – между столами ходят участники, а среди них мальчик. И все показывают на него и говорят: «Вот этот победил в полуфинале России». – «А как же звать его?» – «Анатолий Карпов». Совсем мальчишка – Анатолий Карпов победил в полуфинале России, ему дали «Спидолу», приемник из Риги, маленький такой приемничек – ну, хватит для полуфинала. Операторы снимают победителя, а я стою рядом со своим старым приятелем, известным самарским философом, потрясающим ученым, золотым человеком Исааком Львовичем Арончиком. Стоим, и он мне тихонько говорит: «Знаешь, кто главный судья соревнований?» – «Знаю, – говорю, – Крогиус (Крогиус – один из гроссмейстеров страны)».
«Крогиус учился со мной, – продолжает Арончик, – в одной группе ЛГУ. Вчера звонит из «Волги» и спрашивает: «Кто такой Шабанов?» Я говорю: «Ну как же? Это очень толковый наш журналист. А что?» «А вот, – говорит, – послушай. Позавчера звонит хриплый голос, говорит: «Фамилия Шабанов». Говорит, что в местной «вечерке» работает, просит интервью. Я соглашаюсь дать. Вечером – днем же соревнования. В номере. Вечер. Входит. В старом плаще, шаркая ногами, роняя то бумажку, то карандаш... Исаак, послушай, я дал тысячи интервью, но после двух вопросов, которые мне задал этот ваш Шабанов, я понял, что вы здесь в Куйбышеве – все дураки, потому что не знаете, что один из лучших шахматистов страны живет в вашем городе. Превосходный, удивительный шахматист... Я это сразу понял. После первых же вопросов. А после разговора предложил сыграть. Предложил, хотя был абсолютно уверен, что проиграю. Знаешь, что он мне сказал? Сказал: «С удовольствием, но при одном условии – если вы мне подскажете, как ходит конь. Я, говорит, помню, что буквой «г», но в какую сторону?..»
Вечером следующего дня в «Заре» появилась одна из лучших статей о полуфинале России в новом шахматном клубе. Ее автором был Г. Костин. Он же – Генка Шабанов. Генка Шабанов, который знал названья фигур и, наверное, смог бы на доске их расставить… Шабанов в шахматы не играл, но с гроссмейстером Крогиусом о шахматах говорил не просто как талантливый – как выдающийся шахматист, как настоящий философ шахмат.
Геннадий Шабанов не был талантливым шахматистом, он был талантливым, выдающимся журналистом.
Всю свою жизнь Геннадий Шабанов не мог понять, что такое Шекспир, и всю жизнь о нем писал. Писал, как Демич играет «Гамлета» в драмтеатре и почему играет так, а не иначе. Размышлял, в чем тайна «Ричарда III» в постановке Монастырского и чем Ричард Засухина в нашей Драме отличается от Ричарда Ульянова в театре Вахтангова. Писал о Шекспире Шабанов роскошно!
А как он писал о футболе!
В отличие от шахмат в футбол он играл. Играл хорошо. Как любитель, конечно, но хорошо. За Волгой, куда можно было легко и недорого переехать на пароме. Или на самоходке.
В футбол Шабанов играл, дружил со многими футболистами команды «Крылья Советов», дружил со многими тренерами команды «Крылья Советов», был удивительным болельщиком и удивительным мастером спортивного репортажа. Он писал о футболе так, что никто не мог понять, что это за жанр такой, что это за новое какое-то веяние. Он рассказывал о футбольном матче очередном команды «Крылья Советов», а в каждой строчке, в каждом слове клокотала Жизнь. Шабанов писал, с каким счетом команда побеждала, но читатель видел, как во всех окнах отражается солнце, и чувствовал, как удивительно благоухает весенняя Самара. Этого может добиться только очень большой талант.
А что такое талант?
«Неожиданный поворот» Свойского. Откроем и прочтем маленькую статейку. Называется она «О таланте» и к Гене Шабанову имеет прямое отношение.
«Поговорим о человеческом таланте. О величайшем даре природы, какой только можно получить. Воистину талант – это счастье. Ты избранник судьбы, и, думаю, не надо верить в россказни о том, как тяжело живется талантливым людям из-за того, что они много работают. Много работают и все остальные.
Итак, талант – это счастье. Вот здесь мы и сделаем неожиданный поворот. Есть такая притча. Апостола Петра спросили: «Ты стоишь у Святых ворот, ты всех видишь, кто самый великий полководец? Македонский? Наполеон? «Суворов?» Нет, сказал он, совсем другой. Они все вместе ему и в подметки не годятся.» – «Кто же?» – «Вы его не знаете. Он не стал полководцем, он стал... портным».
Сколько людей, обладающих огромными талантами, даже не пытаются ими воспользоваться. Почему? Не чувствуют их в себе? Иногда. Но чаще чувствуют и все же отрекаются от них. Становятся обыкновенными. Так легче. Понять свой талант и пойти туда, куда он зовет, это почти всегда подвиг, требующий головокружительной смелости. Думаю, подкорка бережет нас от страшной работы, которая нужна, чтобы окончательно понять свой талант и заявить о нем. Это почти то же, что выйти из укрытия под пули противника. Можно предположить, что талантливых людей в мире есть много и все они исчезают в неизвестности. А знаем мы лишь малую толику, которая сумела выйти из этого укрытия. Происходило это и происходит по-разному. Моцарт малым ребенком давал концерты, но сколько противоположных примеров! У Вознесенского есть строки: «Жил огненно-рыжий художник Гоген – богема, а в прошлом – торговый агент». Гоген лишь во второй половине жизни взял в руки кисть. Полжизни у него ушло на борьбу с собой, на осознание своего призвания. Лев Толстой начал писать не очень рано, а потом был готов бросить, разочаровавшись в себе. Его выручили друзья – убедили, заставили. Иное дело – Ван Гог. Он верил в себя, но никому не доказал при жизни, что он художник – слава к нему пришла после смерти. Альберт Эйнштейн долго не мог почувствовать в себе никакого особенного призвания.
Путь осознания себя как талантливого человека – до сих пор тайна. Например, принято считать, что талантливый человек умен. А, между тем, есть немало примеров, когда ум мешал раскрыться таланту. Человек занимался самоедством, критиковал каждую свою строчку или мазок на холсте. Меж тем давно замечено, что некоторые таланты не блещут умом.
Быть талантливым не трудно. Трудно им стать. Трудно пощупать самого себя, поверить самому себе, ибо мы от природы склонны верить другим. Человек, поверивший себе, уже совершил подвиг, а отрекшись от своего таланта, повел себя обычным образом, как очень многие.
«Набросок беглый, тонкий штрих, полуугаданные чувства... Рисунок брошен. Дальше – пусто, но, право, замысел был лих».
Он не бросил своего таланта, Генка Шабанов. Ничего, только – журналистика. Он был создан для журналистики и прослужил ей всю свою жизнь. Всю свою недолгую жизнь. Прослужил талантливо.
Что такое талант? Пример. Самарская студия кинохроники, приглашенный режиссер Владыкина из Свердловска (Екатеринбург сегодня). Разговорились. «Делаю, – говорит, – в Свердловске по заказу Министерства образования учебную картину для студентов вузов по начертательной геометрии. Картина снята, консультанты уехали, текст написан, его надо прочитать. Найти в Свердловске того, кто смог бы это сделать, как нам бы хотелось, не удалось, звоню в Москву, на Центральную студию документальных фильмов. Там – Хмара, диктор прекрасный, милостью Божьей диктор. Звоню и прошу приехать». «Сначала, – говорит Хмара, – пришлите дикторский текст. Высылаем, время спустя звонит, говорит: «Приеду». И приезжает. Расставляет ударения, садится читать, читает и вдруг спрашивает: «А не дают ли тут у вас молоко за вредность? Я не то что не понимаю, я выговорить этого ничего не могу!» Ему обещают молоко, он читает, строит одну плоскость, другую, чертит один угол, другой... Давайте, говорит, снова. Снова читает... Наконец, все прекрасно, еду в Москву, где собрался при министерстве совет по математике принять картину. Показываю, они ставят высшую оценку и задают всего лишь один вопрос: «Скажите, пожалуйста, как вам удалось найти диктора, который так роскошно разбирается в высшей математике? Вот что такое талант.
Его, Хмару, потом спрашивали, почему сразу не приехал, почему потребовал выслать текст? Он отвечал, что читает не всякий. Принцип отбора такой: если, глядя на текст, чувствует, что может что-то привнести своим чтением в картину, берется, нет – отказывает. Заметьте – чувствует!
Один из драматургов как-то сказал: «талант не знает, талант угадывает». Вот таким талантом был Хмара. Таким талантом был Гена Шабанов.
Финк. Известнейший наш писатель, известнейший журналист. Доктор филологических наук, крупнейший специалист по Симонову, крупнейший специалист по Леонову, зав. кафедрой русской литературы нашего университета Лев Адольфович Финк как-то сказал (речь шла о театральной критике): «С тем, чему я учился всю жизнь, Генка Шабанов родился».
На студии кинохроники Шабанов бывал сотни раз. Мне пришлось дать ему уйму всяких интервью, но ни я, ни другие никогда не знали, во что разговор выльется. Сидел, что-то такое бурчал, что-то такое писал... Никогда никаких диктофонов. Диктофонов – никогда. Листок, ручка, которую он все время ронял... Буквально четыре строчки из всего разговора запишет, уйдет, и всегда все ждут: что же завтра будет в газете? И никогда не угадаешь, что будет. Никогда не угадаешь что. Завтра все будут зачитываться тем, что написал Шабанов, а угадать невозможно.
...Кусочек текста Гены Шабанова. Статья называется «Я выбираю кино», и Шабанов здесь пишет о том, как встретились они со Свойским поговорить о его новом фильме «Странное поколение». «Странное поколение» – это фильм Самарской студии кинохроники о поколении, которое поступило в институт в пятьдесят пятом году. О тех, которые родились в тридцать шестом, в тридцать седьмом, в тридцать восьмом годах. О том, как они входили в Перестройку. Вот об этом фильм, и о нем же шел разговор, но Шабанов бы не был никогда Шабановым, если бы он написал просто – хороший это фильм или плохой. Что удалось, чего не удалось. То есть написал бы то, что читать не будет никто никогда. Текст Шабанова – это совсем другое...
Пишет: «Ну пришел ко мне Свойский, перед этим спросив: «А где ты живешь?» Я ему говорю: «На Алексея Толстого. Ты, наверное, не знаешь такой улицы – на Обороне». Вдруг Свойский загорелся: «На Обороне?! А какой дом?» Я ему назвал, оказалось, что он двадцать лет в этом доме прожил. В соседнем подъезде».
Одно поколение, из одного дома... Итак, Шабанов о Свойском. Несколько строк.
«Мне всегда казалось, это самое трудное – вписаться в другое время. Проблема совместимости. Новое поколение, как в купель, окунают в политику сегодня или в секс, музыку, видиоклипы... Это среда его обитания, нового поколения. А тогда, при нас, были параллельные жизни. Каждое утро мимо дома, где он жил и где я живу сегодня, проплывали пароходы «Хрущев», «Спартак», «Джамбул». О Спартаке Боря Свойский читал, Джамбула проходили в школе, о Хрущеве он не знал ничего, но именно с Хрущевым совпало совершеннолетие его поколения. Календарное и духовное. На него раньше других пахнуло хрущевской Оттепелью, и его же обдало первыми заморозками. Он все снял в своем фильме «Странное поколение». Все вспоминал: старый, навсегда исчезнувший «Брод» (это улица Куйбышевская, названная так на американский манер молодежью, которая по ней гуляла), свою школу, Волгу с ажурным речным вокзалом, фотография которого была в школьном учебнике географии, а у него этот вокзал – прямо перед домом в натуральную величину. Вот только одного не мог вспомнить – куда делось его поколение? Оно вылетело из школьной двери и... исчезло.
Вот так размышлял Гена Шабанов. Вот так. Начинал о фильме, продолжал о жизни. Вот такое читают и читают.
Все говорят об особом юморе Гены Шабанова. Особый юмор Гены Шабанова – это сам Гена Шабанов. Приходил на студию и начинал урчать: «Давай мы с тобой об этом поговорим, давай об этом напишем, покажи еще один фильм...» Я ему: «Нет, голубчик, сначала анекдот. Ты же за этим пришел. Рассказывай и не морочь мне голову!» – «Ну, есть два». – «Давай оба».
Два анекдота от Геннадия Шабанова.
Переполненный автобус, сидят гэпэтэушники, входит участник войны. У него на груди ордена, и он одному из гэпэтэушников говорит: «Сынок, уступи место. Уступи, я ногу в сорок втором потерял». Тот ему: «Не морочь голову, старик, я только что пересел сюда с сорок второго, нет там твоей ноги».
То же самое – полный автобус, два гэпэтэушника сидят, входит старушка. Один из парней встает, а другой говорит: «Чего ты вскочил? Сиди! Я знаю приколы этих старух: не успеешь встать, они моментально сядут».
Был он ангелом, Генка? Да ничего подобного! Генка Шабанов мог хорошо выпить, а денег у него не было. Денег у него не было, но он ослепительно умел их занимать. Ослепительно! Он всегда занимал деньги. Всегда! И занять мог у кого угодно. Он однажды в кабинете у первого секретаря обкома пятерку занял легко. Ну просто нету у Гены Шабанова денег, а Гене Шабанову отказать было очень трудно. Гена Шабанов что-то такое урчал, как всегда, урчал, но про пять рублей у него выходило более-менее ясно, и Гена Шабанов эти пять рублей получал.
Денег у него не было никогда, и всякий раз, бывая на студии, а бывал он сто раз, всякий раз: «У вас телефон не с девяткой?» (В смысле – прямой.) И: «Когда будет напечатан следующий тираж? Когда прийти за гонораром?» Обзванивал все газеты – сидел без денег. Денег не было, а был ребенок, была тяжело больная жена – быстро-быстро текущий рак. Жена умирает, он остается один с сыном, не знает, куда его устроить на работу...
23 октября 2002 года умирает Гена Шабанов.
Умер – и сразу появилась уйма статей о нем. Во всех газетах: «Золотое перо Самары, Золотое перо Самары»... И только те, их все меньше и меньше, кто с ним вместе работал, знали, как жило это «Золотое перо Самары». Пирожки на вокзале, пальто, в котором он ходил по двадцать-тридцать лет...
Совсем недавно, в январе 2005-го, читаю в газете «Струковский сад»: «И мастерство и откровенье» – так называется премия, учрежденная Самарской областной организацией Союза журналистов России. Премия имени Геннадия Константиновича Шабанова за лучшие материалы на тему культуры и искусства».
Это о премии. И здесь же – воспоминания о нем, два из них приведу. Нина Алпатова, известная самарская журналистка, пишет: «Не знаю, кто из самых близких его друзей может сказать, что хорошо знал Геннадия Шабанова. Видели часто (и не очень) многие. Из последних потрясений – его фраза в одной редакции: «Газеты есть, а журналистов нет».
Он не переживал как все – с отчаянием, вздохами. Ему, наверное, просто было больно за то, что у кого-то порвалась связь слова с мыслью и чувством. Такую журналистику он не принимал, оставался верен своему слову. Мы заметили это поздно: Шабанова нет. Но слово осталось. Хорошо бы, чтобы и первым, и следующим лауреатами премии стали бы люди, которых бы Геннадий Константинович назвал журналистами в его, шабановском понимании».
Нина Алпатова, а теперь Эдуард Кондратов. Кондратов написал стихи. Не стихи, а поэму «Геннадий Шабанов как энциклопедия нашей жизни».
Только конец:
Шабанов, добрый мой приятель,
Мохнато жизнь твоя текла.
От праведных мероприятий
Судьба тебя уберегла.
От алчного преуспеванья
Остались лишь воспоминанья:
Обкома красные флажки
И на вокзале – пирожки.
«Культуры» упокой бесславный,
Собкорства временный досуг,
Обличье стертое подруг
И самовары с Окуджавой.
Об Окуджаве и о Шабанове…
...Окуджаве в Самаре нравилось. Он сюда приезжал. И не раз. Был здесь и тогда, когда еще толком никто и не знал, кто такой Окуджава, хотя ему было уже сорок – он родился в 1924 году, а к нам приехал в 64-м. Приехал вместе с другими поэтами «Юности», журнал такой – «Юность», и вот ее поэты – Инна Кошежева, Евгений Храмов, Булат Окуджава и еще два-три – приехали сюда и в Дзержинке дали несколько концертов. Ну, и наши им предложили: «Ребята, может быть, на хате встретимся? Посидим спокойно, поговорим?» – «Ну, почему нет». И встретились.
Тогда никакой автостанции «Аврора» не было, а микрорайон уже пророс, и в одном из его домов режиссер телевидения Володя Акопов имел однокомнатную квартиру.
Полдвенадцатого в Дзержинке заканчивается концерт поэтов «Юности», и мы все вместе едем вот в этот второй, как он тогда назывался, микрорайон к Володе Акопову. И был среди нас, конечно же, Окуджава. Окуджава, который перенес немало: мать у него была в тридцать седьмом году арестована, и мальчишка, а тогда он был совсем мальчишка, остался на улице. Он даже не знал, что она арестована. Ушла на работу – работала в Центральном Комитете с Хрущевым – и не вернулась.
Итак, у Акопова – поэты «Юности», Окуджава, пришел туда и Гена Шабанов. И там был самовар, и не только, конечно, самовар.
Было чего и кроме чаю выпить. Там был коньяк. И была, конечно, гитара, но в этот день было не до гитары – все говорили о том, что произошло в этот день в Москве. Был 1964 год, 16 октября – только что вся страна узнала, что Хрущева теперь нет на посту генерального секретаря ЦК КПСС. На этом посту – Брежнев, председатель Совета министров – Косыгин, все газеты об этом пишут.
Пили чай, пили коньяк, говорили о том, что случилось... Разошлись около четырех или пяти утра. Шабанов потом об этом напишет. Нет, не о вечере у Володи Акопова. О концертах, которые были в Дзержинке, но так, что текст этот вместит в себя и встречу, и то, что произошло в Москве, – напишет о том, что творится в умах поколения, которое читало и слушало Окуджаву, напишет о жизни, как это у него, Гены Шабанова, заведено. Точно так же он напишет потом о встрече со Смоктуновским в нашем Доме актера. Таких глубин коснется, таких вершин... Напишет о том, что творится в умах поколения, которое смотрело фильмы и спектакли со Смоктуновским.
Вот таким был Гена Шабанов. Вот таким…
В Самаре идет давно уже разговор о том, чтобы открыть аллею известных самарцев. Решался вопрос – стоит ли открывать? Он решился – стоит. Где открывать? Вот здесь скандал необыкновенный, но уже известно кому – составляются списки, и вскоре, думаю, будут обсуждаться. Списки составляются, и Гена Шабанов в этих списках есть. И в аллее, уверен, он будет. Гена Шабанов. 1936 –2003.
Источник: «Волжская коммуна», 20 и 21 октября 2005 г.
•
Отправить свой коментарий к материалу »
•
Версия для печати »
Комментарии: