Квантришвили и Копалиани рассуждают о самарской поэзии

Что такое поэзия? На этот вопрос, как и на поиски определения понятия «любовь», однозначного ответа, наверное, нет. Каждый решает сам. К примеру, сердце типичного водителя «ГАЗели» тает от рифмованных строк о зоне и «рвущихся псов с цепи», а среднестатистического филолога это шокирует: ему подавай что-нибудь из эпохи Серебряного века.
Впрочем, ни к одному из вышеобозначенных направлений оба автора, чье творчество обсуждается ниже, отношения не имеют. Итак, слово первому эксперту, поэту Георгию Квантришвили:
В 2006 году вышли книги самарских поэтов Евгения Чепурных и Сергея Лейбграда. Смогут ли их оценить любители поэзии – покажет время. Театры начинаются с вешалок, книги – с обложек.

Книга Евгения Чепурных, 64 страницы, тираж 500 экз.,
размер 12 на 16,5 см. – удобно разместится в борсетке или крупном кармане,
незатейливое название "НОВЫЕ СТИХИ" – название не книги, но серии, Чепурных издан в ней номером вторым,
издательство московское, типография чебоксарская.

Книга Сергея Лейбграда, 68 страниц, тираж 900 экз.,
размер 14,4 на 20,3 – не так удобно, но более привычно, матовая обложка графитового (серого с блестящими точками) цвета, название книги (графически и семантически) стилизовано под названия старых советских детективов – "Позёмка дыма или Вне зоны действия сети", раскрыв книгу, узнаем, что: 1. это "книга стихов"; 2. она издана "Ассоциацией независимого искусства, 2006", Самара.

Что сообщают нам книги о своих авторах?

Самарец Евгений Чепурных родился в 1954 году. "Ярко заявивший о себе в 70-е годы прошлого века, он с началом перестройки был вычеркнут вместе со всей серьёзной литературой (?) из культурной жизни общества", информирует тыл обложки. Автор предисловия к стихам "поэт, критик, прозаик, член Союза писателей России Николай Переяслов" формулирует жестче: "…сегодня он, едва сводя концы с концами, вынужден перебиваться скудными заработками то вахтёра, то сторожа, чтобы хоть как-то нести высокое званье русского поэта (?!)…". Хрестоматийный облик "проклятого поэта" дополняет фраза: "Водка – давняя спутница русских поэтов…".

Сергей Лейбград (возраст не обозначен, но надежные источники сообщают, что Лейбграду 44 года, т.е. он младше Чепурных на 8 лет) печатался не менее, чем в 18-ти журналах и альманахах и в не менее, чем в 5-ти антологиях и коллективных сборниках. Его стихи "переведены на английский, немецкий, французский, польский, финский, шведский, латышский, литовский и эстонский языки". Лейбград – лауреат фестивалей и конгрессов в Германии, Нью-Йорке, Хельсинки, Москве, странах Балтии. Эта книга – одиннадцатая.

Значит, всё-таки не вся "серьезная литература" была "вычеркнута" из "культурной жизни общества". Или Лейбград оказался недостаточно серьезен для того, чтобы быть вычеркнутым, заодно со "всей серьезной литературой" (?). К слову, беглый анализ текстов показывает, что "давняя спутница русских поэтов" вряд ли затронула сердце Лейбграда. Но без психоделики не обошлось: упоминаются анаша, кокаин, эротические переживания, виртуальные миры компьютера, Интернета и мобильных сетей.

Несколько замечаний о поэтических мирах Чепурных и Лейбграда.

Чепурных разрабатывает жилу "проклятой поэзии" с неизбежными для такого рода поэзии мотивами бытовой и душевной неустроенности. Приправив их алкогольно-романтическими интонациями, переживаниями по поводу эротических неудач и апокалиптическими предчувствиями. Стилистически поэт скрещивает традиции новокрестьянской поэзии начала века (Есенин) и тихой лирики 60-х (Рубцов, Передреев) с поэтикой русских "неприкаянных" эмигрантов (поздние Бунин, Ходасевич и Георгий Иванов). Результат эксперимента убедителен. Иногда стих Чепурных пробуксовывает, особенно на религиозных и патриотических темах. Поскольку в них легче всего развести приторную патоку. Но даже в стихах, которые не "вставляют" целиком, есть "цепляющие" куски. Для меня поэзия Чепурных стала открытием этого года.
У Лейбграда меня больше "вставила" предыдущая, если не ошибаюсь, книга. Эта напоминает иронико-трагичную love-story. Кризис среднего возраста?
Стиль Лейбграда – перечисляющее уточнение, или, если угодно, уточняющие перечисления, нашпигованные мрачными каламбурами. Лейбград – певец даже не смерти, но бесконечно длящихся затухания, угасания, исчезновения. Подозреваю, он не верит в смерть. Да и в жизнь тоже. Даже внешне напоминая вампира, накокаиненного Врубеля, выглядывающего из зазеркалья. Оптимистичные, "розовощёкие" натуры очень редко впадают в подобные состояния. Лейбграда им надо прописывать, как микстуру, дабы познать полноту жизни. Склонным к суициду ипохондрикам Лейбград, возможно, сможет быть полезен своей каламбурной составляющей. Если они найдут в себе силы испуганно и неуместно хихикнуть.

P.S. Деление на славянофилов и западников, традиционалистов и модернистов, патриотов и либералов – исконная забава русской интеллигенции. Начало свое она берет из традиции кулачных боев, когда жители одного села делились на две части и бились стенка на стенку. Пройдет десяток-другой лет, и черта с два поймешь, чего они не поделили.

Второй эксперт менее терпим к обсуждаемому предмету и более категоричен. Слово Дмитрию Копалиани:

В Самаре поэтов нет, есть только графоманы. Причем, в отличие, например, от наших художников (я бы даже сказал «по-албански» - художнЕГов), жаждущих в подавляющем большинстве сравнения с ван Гогом (и признающимися, таким образом, в том, что о живописи ХХ века ни знают ничего), графоманы-аборигены даже не претендуют на то, что они как Пушкин. Хотя позапрошлым веком от их гладко-прилизанных версификаций так и веет: рифмы «березы – морозы», «утки – шутки» и «семьдесят рублей – восемьдесят рублей» заставили бы завертеться в гробу не только Гоголя. При всем при том ламентаций и просто хныканий в их исполнении на тему «искусство умирает и продается» выходит больше, чем новых стихов (что, впрочем, несомненно к лучшему). В переводе с их, графоманского, на русский – никак «березы – морозы» не принесут авторам не только восемьдесят, но и даже семьдесят рублей.
Впрочем, шли бы они, современно выражаясь, лесом! Потому что, к счастью (для Самары), есть у нас все-таки один поэт, о котором не стыдно говорить и в столицах, и за границей. Это, конечно, как сам он любит выражаться, «русский поэт Сергей Лейбград». Который буквально две недели назад порадовал всех друзей, знакомых и ценителей своим очередным сборником «Позёмка дыма или Вне зоны действия сети».
Сразу отмечу главное достоинство Сергея (позвольте так, а не Сергея Моисеевича – на правах давнего и, надеюсь, хорошего знакомого), сразу отсекающее его от когорты графоманов – краткость. Каждый его сборник (и новый – не исключение) – небольшая брошюрка страниц на 70 (зато выходят с завидной регулярностью). А в них нет ни одного стихотворения, которое не поместилось бы на страницу.
Впрочем, чему удивляться – ведь нет же выражений «острый абзац» или «острое предложение». Есть острое слово. И самые «ударные» стихотворения Сергея подчас укладываются в четыре или даже две строки. «Есть их» и в новом сборнике. Ну, например:

Гараж, собака, магазин –
Откроются как в детстве, взору, -
И писающий гражданин,
Струей привязанный к забору.

Или:

Не стареют душой ветераны.
А всем остальным – стареют.

Вот еще одна непременная черта «лейбградовской поэтики» - ненависть к штампу и предсказуемости, и постоянный поиск другого угла зрения. Ему недостаточно зарифмовать «писающего гражданина» (прямо-таки подросший «писающий мальчик»!), он у него будет непременно «струей привязанный к забору». Или, в другом стихотворении, «и бомж, точь-в-точь индейский вождь…»
При всем при этом стихи в «Позёмке дыма…», как и в других сборниках, напрочь лишены пафоса. Точнее, не так. Только вам покажется, что автор взял-таки (пусть и нарочито фальшиво) какую-то высокую ноту, заговорил о чем-то «приподнятом», как тут же встречаешься с такими строками:

Я змея, я змея.
Я своих продолжаю питонцев.
Токарей, слесарей.
Потому что похож на японца
Даже самый обычный еврей.

Вот, кстати, еще один «симптомус лейбградус»: игра слов и игра словами. Затертое и комическое «поэт – художник слова» относится именно к нему, и безо всяких комических и затертых подтекстов, абсолютно серьезно. Лейбград играет словами и смыслами, и делает это легко и весело.
А еще он современен – иногда даже подчеркнуто сиюминутен. Его муза не из мрамора времен Пушкина или ван Гога, она дама живая, весьма молодая и очень подвижная.
Впрочем, перечислять все грани настоящего таланта – занятие неблагодарное, ибо настоящие таланты многогранны. Так что читайте, Шура, читайте – внутри они обязательно золотые!

Хочется верить, что обе книги найдут своих читателей, а чье творчество переживет современников, как это обычно и бывает, покажет время. Ведь, вкус хорошего вина могут определить только знатоки. Всем же прочим остается плохое вино, из которого, как известно, получается лишь уксус.